Петр Ильич Чайковский родился в 1840 году в Воткинске, маленьком городе-заводе на Урале. (Ныне этот городок расположен в Удмуртии). Там отец композитора служил директором Горного завода. Родители будущего композитора были музыкальны, и в доме нередко проходили любительские концерты. Вокруг звучали крестьянские песни. Как писал позднее сам Чайковский, он "вырос в глуши, с детства самого раннего проникся неизъяснимой красотой характеристических черт русской народной музыки", что позднее нашло отражение в его творчестве. Чайковскому суждено было родиться в совершенно замечательной семье, в атмосфере любви и сердечности. Его родители имели значительную разницу в возрасте, но связывали их исключительные по глубине и искренности чувства. Расставаясь на время отъезда кого-либо из них по делам, они писали друг другу подробные письма - отчеты о своей жизни и жизни своих детей. Впоследствии дети Чайковских сохранили переписку родителей, переплели их письма в красивый альбом. Именно в этом альбоме можно увидеть первые каракули четырехлетнего Пети Чайковского, которые он начеркал в письме своего отца к матери.
Отношения между детьми были также очень сердечными. С восторгом десятилетний Чайковский сообщал о рождении своих братьев-близнецов: "Я их уже видел несколько раз; но каждый раз, как я их вижу, мне кажется, что это ангелы, которые спустились на землю." Позже в его письмах к родителям уже из Петербурга постоянно встречаем упоминания о братьях-близнецах: "Поцелуйте и расцелуйте за меня этих двух херувимов, Толю и Модю"; "воображаю, какие они Ангелочки".
Однако в жизни семьи Чайковских случилось страшное горе: от холеры умерла мать, Александра Андреевна Чайковская. Петру Ильичу было 14 лет. Его младшим братьям-близнецам чуть больше 4. Огромное потрясение, оставившее след на всю жизнь, пережил будущий композитор. В своих письмах в разные годы Чайковский с горечью вспоминал это страшное детское потрясение, наложившее отпечаток на всю его дальнейшую судьбу. А его брат Модест уже на склоне лет писал: "Первое воспоминание: я сижу на руках у женщины, кругом кусты желтой акации и внизу по дорожке прыгает лягушка: у меня в руках серебряный стаканчик <...> Мне было всего 4 года и 44 дня. Я более ничего о ней не помню, но знаю чувство неизъяснимой любви к большой темноволосой женщине, отличающейся от всех других именем "мамаша". В одном этом слове таилось нечто сладостное, нежное, причиняющее блаженное чувство радостного удовлетворения, успокоения, выделявшее существо, носившее его из ряда всех людей. Тосковать о ней, плакать, считать себя обиженным жестоко, несправедливо, отходом ее от нас, как-то ревновать к окружающим ее покойникам Смоленского кладбища и в воображении сладостно млеть, целуя ее руки и колени - я не переставал всю жизнь. Теперь в старости, реже, а прежде очень часто видел ее во сне и всегда с чувством обиды, что она нас оставила и с чувством ревности к тем, с кем она теперь. Мне всегда ее не доставало. Не достает и до сих пор."
Фактически с момента кончины матери у Петра Ильича возникло замечательное чувство ответственности за судьбу младших братьев, забота об их воспитании и просто участие. Примечательно, что сам Петр Ильич писал: "Моя привязанность к этим двум человечкам с каждым годом делается все больше и больше. Я внутренно ужасно горжусь и дорожу этим лучшим чувством моего сердца. …
